Обучение танкистов до...
Перед войной кадровый командир-танкист обучался два года. Он изучал все виды танков, которые были в Красной Армии. Его учили водить танк, стрелять из его пушки и пулемётов, давали знания по тактике танкового боя. Из училища выходил специалист широкого профиля. Он был не только командиром боевой машины, но и умел выполнять обязанности любого члена экипажа.
В тридцатые годы военные пользовались в СССР огромной популярностью. Во-первых, Красная Армия, ее солдаты и офицеры, символизировали мощь относительно молодого Советского государства, которое буквально за несколько лет превратилось из разоренной войнами, нищей, аграрной страны в индустриальную державу, способную постоять за себя. Во-вторых, офицеры были одним из наиболее обеспеченных слоев населения.
Например, инструктор авиационного училища, кроме полного содержания (обмундирование, обеды в столовой, транспорт, общежитие или деньги на аренду жилья) получал очень высокую зарплату − около 700 рублей (бутылка водки стоила в районе двух рублей). Кроме того выходцам из крестьянской среды служба в армии давала шанс повысить образование, овладеть новой, престижной специальностью.
Рассказывает Александр Бурцев, командир танка: «Я помню, после трех лет службы из армии возвращались другими людьми. Уходил деревенский лопух, а возвращался грамотный, культурный человек, отлично одетый, в гимнастерке, в брюках, сапогах, физически окрепший. Он мог работать с техникой, руководить. Когда из армии приходил служивый, так их называли, вся деревня собиралась. Семья гордилась тем, что он служил в армии, что стал таким человеком».
Грядущая новая война – война моторов – создавала и новые пропагандистские образы. Если в двадцатые годы назад каждый мальчишка мечтал о шашках и кавалерийских атаках, то к концу тридцатых годов этот романтический образ был навсегда вытеснен летчиками-истребителями и танкистами. Пилотировать истребитель или расстреливать врага из танковой пушки – вот о чем теперь мечтали тысячи советских ребят. «Ребята, айда в танкисты! Почетно же! Едешь, вся страна под тобой! А ты – на коне железном!» – фразы, описывающие настроение тех лет, вспоминает командир взвода, лейтенант Николай Яковлевич Железнов.
...и во время войны
Однако во время тяжелых поражений 1941 года Красная Армия потеряла практически все танки, которые имела в западных округах. Погибло и большинство кадровых танкистов. Нехватка острая танковых экипажей стала очевидна уже летом 1942 года, когда эвакуированная на Урал промышленность начала производить танки в прежних объёмах.
Руководство страны понимая, что именно танкисты сыграют решающую роль в кампании 1943 года, приказало фронтам ежемесячно направлять в танковые училища не менее 5000 лучших рядовых и сержантов с образованием не менее семи классов. В учебные танковые полки, где готовили рядовой состав – стрелков-радистов, механиков-водителей и заряжающих, с фронта ежемесячно отзывалось 8000 лучших солдат с образованием не ниже трех классов. Помимо фронтовиков на училищную скамью садились вчерашние выпускники средних школ, трактористы и комбайнеры.
Курс обучения был сокращен до шести месяцев, а программа – урезана до минимума. Но заниматься всё равно приходилось по 12 часов в день. В основном изучали материальную часть танка Т-34 – ходовую, трансмиссию, пушку и пулеметы, радиостанцию.
Всему этому, а также умению ремонтировать танк учились как в классах, так и на практических занятиях. Но времени катастрофически не хватало. Вспоминает командир взвода Василий Брюхов: «Я, закончив училище, выпустил три снаряда и пулеметный диск. Разве это подготовка? Учили нас немного вождению на БТ-5. Давали азы – с места трогаться, по прямой водить. Были занятия по тактике, но в основном «пешим по-танковому». И только под конец было показное занятие «танковый взвод в наступлении». Все! Подготовка у нас была очень слабая. Когда нас выпускали, начальник училища сказал: «Ну, что же, сынки, мы понимаем, что вы программу быстро проскочили. Знаний у вас твердых нет, но в бою доучитесь».
С училища – на фронт
Свежеиспеченные лейтенанты отправлялись на танковые заводы в Горький, Нижний Тагил, Челябинск и Омск. С конвейеров каждого из этих заводов ежедневно сходил батальон танков Т-34. Молодой командир заполнял формуляр приема танка. После этого он получал перочинный ножик, шелковый платок для фильтрации горючего, наган и танковые часы величиной с кулак, которые устанавливались на приборной доске. Однако танкисты нередко носили их с собой. Наручные или карманные часы в ту пору были далеко не у каждого.
Рядовых членов экипажа готовили на трехмесячных курсах в запасных танковых полках, располагавшихся при заводах. Командир наскоро знакомился с экипажем и совершал пятидесятикилометровый марш, который заканчивался боевой стрельбой.
После этого танки грузили на платформы, и эшелон мчал их на запад – навстречу судьбе.
Внутри Т-34
Легендарный средний танк, принятый на вооружение в 1940 году, был во многом революционной конструкцией. Но, как и любой переходный образец, он сочетал в себе новинки и вынужденные решения. На первых танках стояла устаревшая коробка передач. Грохот в танке стоял невероятный, а танковое переговорное устройство работало отвратительно. Поэтому командир танка просто ставил механику-водителю ноги на плечи и управлял им при помощи заранее определенных сигналов.
В башне Т-34 было только для двоих. Поэтому командир танка выполнял обязанности и командира, и наводчика. Кстати, командир и заряжающий кое-как, но могли разговаривать, однако чаще всего их общение тоже происходило жестами. Командир заряжающему под нос сунул кулак, и тот уже знает, что надо заряжать бронебойным, а растопыренную ладонь – осколочным.
Стрелок-радист Петр Кириченко вспоминает: «Переключение передачи требовало огромных усилий. Механик-водитель выведет рычаг в нужное положение и начинает его тянуть, а я подхватываю и тяну вместе с ним. Передача подрожит какое-то время и только потом включается. Танковый марш весь состоял из таких упражнений. За время длительного марша механик-водитель терял в весе килограмма два или три: весь вымотанный был. Кроме того, поскольку руки у него заняты, я брал бумагу, сыпал туда самосад или махорку, заклеивал, раскуривал и вставлял ему в рот. Это тоже была моя обязанность».
Бой на Т-34 (реконструкция)
До начала атаки остается несколько минут. У командира начинают ходуном ходить руки, зубы стучат: «Как сложится бой? Что там за пригорком? Какие у немцев силы? Доживу ли я до вечера?» Стрелок-радист нервно грызет кусок сахара – вечно его перед атакой на еду тянет. Заряжающий курит, глубоко затягиваясь дымом. Папироса в его руке дрожит. Но вот в наушниках танкошлема командира звучит сигнал к атаке. Командир переключается на внутреннюю связь, но треск стоит такой, что ничего не слышно. Поэтому он просто легонько бьет сапогом по голове механика-водителя, который сидит прямо под ним – это условный сигнал «Вперед!». Машина, ревя двигателем, лязгая гусеницами, трогается с места. Командир смотрит в перископ – весь батальон двинулся в атаку.
Страх ушел. Остался только холодный расчет.
Механик ведет машину на скорости 25-30 километров – зигзагом, меняя направление через каждые 50 метров. От его опыта зависит жизнь экипажа. Именно механик должен правильно оценить местность, найти укрытие, не подставить борт под орудия противника. Радист настроил рацию на прием. У него есть пулемет, но прицеливаться он может лишь через отверстие диаметром с указательный палец, в котором попеременно мелькают земля и небо – такой стрельбой фрицев только напугаешь, реального толка от нее немного. Заряжающий в панораму наблюдает за правым сектором. Его задача не только забрасывать в казенник снаряды, но и указывать командиру цели справа по курсу движения танка.
Командир смотрит вперед и влево, ищет цели. Правое плечо уперлось в казенник пушки, левое – в броню башни. Тесно. Руки сложены крест на крест: левая – на механизме подъема орудия, правая – на рукоятке поворота башни. Вот он поймал в панораму танк противника. Толкнул ногой в спину механика-водителя – «Стой!» и на всякий случай крикнул в переговорное устройство: «Короткая!». Заряжающему: «Бронебойный!»
Механик-водитель выбирает ровный участок местности, останавливая машину, кричит: «Дорожка!» Заряжающий досылает снаряд. Пытаясь перекричать рев двигателя и лязг затвора, докладывает: «Бронебойным готово!»
Танк, резко остановившись, еще какое-то время раскачивается. Теперь все зависит от командира, от его навыков и просто от везения. Неподвижный танк – это лакомая цель для противника! От напряжения взмокла спина. Правая рука вращает поворотный механизм башни, совмещая прицельную марку с целью по направлению. Левая рука крутит механизм подъема орудия, совмещая марку по дальности.
«Выстрел!» – кричит командир и нажимает педаль спуска орудия. Его голос тонет в грохоте выстрела и лязге затвора. Боевое отделение наполняется пороховыми газами, которые разъедают глаза. Вентилятор, установленный в башне, не успевает выдувать их из танка. Заряжающий хватает горячую дымящуюся гильзу и через люк выкидывает ее наружу. Не дожидаясь команды, механик срывает машину с места.
Противник успевает сделать ответный выстрел. Но снаряд только рикошетирует, оставив на броне борозду, словно горячая ложка в масле. От удара по танку звенит в ушах. Окалина, отлетевшая от брони, впивается в лицо, скрипит на зубах. Но бой продолжается!
Т-34 против «Тигров»
Т-34 по всем параметрам превосходил средние танки Германии. Это был маневренный и быстрый средний танк, оснащенный длинноствольной 76-мм пушкой и дизельным двигателем. Особым предметом гордости танкистов была отличительная черта «тридцатьчетверки» – наклонная броня. Эффективность наклонной брони подтверждалась и практикой боёв. Большинство немецких противотанковых и танковых орудий 1941-42 годов не пробивали лобовую броню танка Т-34. К 1943 году Т-34 стал основной боевой машиной советских танковых армий, сменив устаревшие Т-26 и БТ.
Однако к 1943 г немцы создали модернизировали старые средние танки T-IV и начали выпуск тяжелых танкв T-V «Пантера» и T-VI «Тигр». Установленные на новых машинах длинноствольные пушки калибра 75 и 88 мм могли поразить Т-34 на дистанции 1,5-2 тысячи метров, тогда как 76 мм пушка нашего среднего танка могла поразить «Тигр» лишь с 500 м, а «Пантеру» – с 800 метров. Используя преимущество Т-34 в маневренности и тактические уловки наши танкисты часто выходили победителями из схваток с технически превосходящим противником. Но бывало и наоборот...
Если танк подбит...
Хорошо, если снаряд попадал в моторное отделение – танк просто глох и экипаж успевал выскочить. Если же снаряд пробивал броню башни или борта боевого отделения, то осколки брони чаще всего ранили кого-то из членов экипажа. Растекшееся горючее вспыхивало – и вся надежда у танкистов оставалась только на себя, на свою реакцию, силу, ловкость, потому что в запасе у каждого было всего лиш две-три секунды на то, чтобы спастись.
Ещё страшнее приходилось тем, чей танк был просто обездвижен, но не горел. Ион Деген, танкист, рассказывает: «В бою не требовалось приказа командира покинуть горящий танк, тем более командир мог быть уже убит. Выскакивали из танка интуитивно. Но, например, нельзя было покинуть танк, если у тебя только перебита гусеница. Экипаж был обязан вести огонь с места, пока не подобьют».
А бывало и так, что покинуть горящую машину танкисту не позволяла какая-нибудь мелочь, иной раз даже неудобная одежда. Танкист Константин Шиц вспоминает: «У нас командиром одной из рот был старший лейтенант Сирик, видный такой мужик. Как-то захватили на станции богатые трофеи, и он стал носить хорошее, длинное румынское пальто, но когда их подбили, то экипаж успел выскочить, а он из-за этого пальто замешкался и сгорел...»
Но когда везло, танкисты выскакивали из горящего танка, отползали в воронки и тут же старались отойти в тыл.
Уцелев в бою, «безлошадные» танкисты поступали в резерв батальона. Но долго отдохнуть не получалось. Ремонтники быстро восстанавливали не сгоревшие танки. Кроме того, заводы постоянно пополняли части новой техникой. Так что буквально через два-три дня танкиста включали в состав нового, незнакомого экипажа и на новом танке они снова шли в бой.
Командирам всегда тяжелей
Ещё тяжелее было командирам рот и батальонов. Те воевали до последнего танка своего соединения. А это значит, что командиры пересаживались с одной подбитой машины на новую несколько раз в течение одной операции, а то и одних суток.
Танковые бригады «стачивались в ноль» за две-три недели наступательных боев. После этого они отводились на переформировку. Там танкисты прежде всего приводили в порядок оставшуюся технику и только потом себя. Экипаж, не взирая на чины, заправлял машину горючим, загружал боеприпасами, чистил пушку и выверял прицел, проверял оборудование и механизмы танка.
Заряжающий очищал снаряды от смазки – промывал их в дизельном топливе, а потом насухо протирал ветошью. Механик-водитель регулировал механизмы танка, ведрами заливал горючее, масло и воду. Стрелок-радист и командир помогали им – грязной работой не гнушался никто. Судьба танка зависела от экипажа, но и жизнь экипажа тоже напрямую была связана с состоянием и боеспособностью танка.
Подготовили машину к предстоящему бою или маршу – теперь можно вымыться, побриться, поесть и, главное, поспать. Ведь танк был для экипажа не только боевой машиной, но зачастую и домом.
Быт танкистов
К башне танка был приторочен танковый брезент размером 10 на 10 метров. Им экипаж накрывал танк по пути на фронт. На нём же раскладывалась нехитрая снедь. Этот же брезент служил танкистам и крышей над головой, когда не было возможности остановится на ночлег в домах.
В зимних условиях танк промерзал и становился настоящим «холодильником». Тогда экипаж вырывал траншею, загонял на нее сверху танк. Под днище танка подвешивалась «танковая печка», которую топили дровами. В таком блиндаже было не очень комфортно, но намного теплее, чем в самом танке или на улице.
Обитаемость и комфорт самих «тридцатьчетверок» были на минимально необходимом уровне. Сиденья танкистов делались жесткими и, в отличие от американских танков, на них не было подлокотников. Тем не менее, танкистам иной раз приходилось спать прямо в танке – полусидя. Старший сержант Пётр Кириченко, стрелок-радист Т-34, вспоминает:
«Хотя я был длинный и худощавый, но все равно приноровился спать на своем сидении. Мне даже нравилось: откидываешь спиночку, приспустишь валенки, чтобы о броню ноги не мерзли, и спишь. А после марша хорошо спать на теплой трансмиссии, накрывшись брезентом».
Жили танкисты по-спартански вынужденно. В наступлении у них даже не было возможности помыться или переодеться. Танкист Григорий Шишкин рассказывает:
«Иной раз целый месяц не моешься. А иной раз нормально, раз в 10 дней помоешься. Баню делали так. В лесу строили шалаш, покрывали его лапником. На пол тоже лапник. Собиралось несколько экипажей. Один топит, другой дрова рубит, третий воду носит».
В период интенсивных боёв даже еду танкистам нередко доставляли только под конец дня – сразу и завтрак, и обед, и ужин. Но при этом танкистов снабжали сухим пайком. Кроме того, экипаж никогда не пренебрегал возможностью возить в танке запас продовольствия. В наступлении этот запас становился практически единственным источником пропитания, который пополнялся за счет трофеев или благодаря помощи мирного населения. «Снабжение у танкистов всегда было хорошим. И, конечно же, продуктовые трофеи были для нас дополнительным пайком… А танковые НЗ съедали всегда еще до боев – а вдруг мы сгорим, так зачем добру пропадать?» – говорит танкист Михаил Шистер.
Вечером после боя можно было и выпить «наркомовские сто грамм». Но перед боем хороший командир всегда запрещал своему экипажу спиртное. Командир экипажа Григорий Шишкин об этой особенности танкистов: «Главное, кругом все выпивают. Саперы начинают: «Эй вы, чернопузые, что же вам не дают?!» Вначале ребята обижались, а потом поняли, что я для них стараюсь. После боя сколько хочешь пей, а перед боем ни в коем случае! Потому что дорога каждая минута, каждая секунда. Оплошал – погиб!»
Отдохнули, сбросили усталость прошедших боев – и вот, танкисты готовы к новым схваткам с противником! А сколько ещё этих схваток было впереди на пути в Берлин…
