***
- Расскажи мне сказку...
Она доверчиво уткнулась мне в ладонь и закрыла глаза.
Я чуть вздрогнул от прикосновения коротко стриженных, еще колючих на кончиках, волос. Этот ежик – это все, что осталось от ее красивых, таких длинных волос, что светлой волной сбегали раньше по ее плечам.
- Расскажи ... Знаешь про что расскажи ... - она улыбнулась, вспоминая свою любимую сказку, - расскажи про то как Великаны лес рубили ... Или про цветочек и камушек.
Она лежала с закрытыми глазами и улыбалась. И во всем этом, в этих закрытых глазах, в этой улыбке, было столько всего, чему не находилось слов для пояснения. Да и не нужно было. Это было – родом из детства.
- Или знаешь ... Может не надо сказку.
Она открыла глаза. Приглушенный свет в комнате странно отражался в ее глазах и от того, вглядываясь в них, я как будто видел небо, с пробегающими по нему облаками.
Синее небо с облаками боли, постепенно заполняющими его. Заполняющими все быстрей и быстрей. Как будто там, в ее небе, собиралась гроза. Там теперь часто шли грозы…
- Не надо сказку. Просто обними меня. Мне больно.
Я неловко склонился над ней и обнял. Как мог.
За окном куда-то шло время. За окном кто-то где-то жил. Несколько десятков миллиметров стекла и жалюзей отделяли нас от совершенно другого мира.
- Лешенька ... Там во втором ящике, я знаю ... Дай мне…
- Нет – твердо ответил я.
- Прошу… ...
- Там нет ничего. Ты вколола это себе ночью, когда я уезжал домой.
- ...
Тихие всхлипывания ... Почему-то их слышно гораздо лучше, чем даже самый громкий плач. Ее худенькое тельце дрожало у меня на руках. Она содрогалась всем телом, содрогалась в такт боли, которая играла в ней сейчас сумасшедшим джаз-бандом ...
- Позвони Мишке Ковалю ... У него есть, я знаю.
Я осторожно опустил ее голову на подушку.
- Катюш ... Ты помнишь наш уговор. Я здесь, я с тобой, но я не буду делать ничего для того, чтобы ты продолжила. И только на таких условиях я здесь. Без меня ты можешь звонить кому угодно. Если хочешь, я могу уйти ...
- Нет! Не надо! – она вцепилась мне в руку и крепко-крепко к ней прижалась.
Жестокость, боль. Иногда они нужнее мягкости и ласки. Иногда они и есть истинная доброта. Иногда ли? Этот вопрос не ко мне. Этот вопрос к тем, кто сделал этот мир таким.
Я тихонечко гладил ее по голове. Короткие волоски приминались под моей ладонью и тут же распрямлялись. Мне было щекотно, но я не смеялся.
Катенька задышала ровнее.
- Расскажи мне сказку ... - она не улыбалась, и глаза ее были закрыты. – Расскажи мне сказку. Только не добрую. Расскажи мне сказку из тех, что обычно люди рассказывают друг другу. Пусть она неправда, как те, что ты рассказываешь мне. Мне сейчас не снести правды ...Прошу ...
Я гладил ее по голове и молчал. Просто сидел, гладил по голове и слушал, как дыхание ее становится ровнее и глубже. Слушал как сон, самая лучшая сказка на свете, приходит к ней.
***
Через пару дней я оставил ее у родителей. Мне нужно было уехать на месяц из города.
Вернувшись, я узнал, что Катя снова пропала. Снова убежала к тем своим, "как бы друзьям".
Искать ее снова я не стал. Ушел дальше своей жизнью.
А вот недавно, случайно вдруг увидел ее.
Светлая, беззаботная улыбка, пушистая челка над небесно-синими глазами.
Почему-то родители отдают именно такие фотографии, когда заказывают надгробия для своих детей.
Именно такие. Родом из детства ...
***
Как страшно и больно! Что люди так одиноки!
Эта любовь мне напомнила Мерлин Монро и Артура Миллера. Самая желанная женщина Америки, была безумно одинока и только этот, единственный в её жизни мужчина, увидел в ней не сексуальную красотку, а страдающего, талантливого ребёнка нуждающего в защите. Если бы они не расстались, её не нашли бы с телефонной трубкой в руке и с пустым флаконом от нембутала на столе.
