В лунную ночь, с вершины горы Телип-корта, как на ладони видно селение Центарой и быстрым течением убегающий вниз речкой - родник Яси. Цепляясь за камни, образовывая мини фонтаны, обходя все препятствия, уходит речка на равнинную плоскость и тянется через нагайские степи в объятия Каспийского моря.
Всякий раз, спускаясь с вершины Телип-корта, я на мгновение останавливался, делал глубокий вздох и произносил: «О, как жаль расставаться с такой красотой». Однажды, когда я приблизился к висячему камню, - продолжал рассказ Уцми, - на тропинке, преградив мне путь, стояла стая из 5 волков,… буквально в 20 шагах от меня. Волки, небрежно высвечивая клыки, злобно рычали. Я понял, что если не уступлю тропинку, нам здесь без схватки не разойтись. И освободил им путь, а волки прошли мимо меня, не соблюдая осторожность, будто бы меня здесь вовсе и не было. Не прошло и пол часа, как до меня донесся волчий вой. Примерно на вершине Телип-корта, откуда я недавно спустился. Все это было так сильно похоже на чеченский хоровой зикр, что, остановившись и, глядя на луну, любуясь окружающей средой, долго-долго слушал пение волков. И так несколько раз пересекались наши пути. Но однажды настало время выяснить отношения друг с другом.
В рюкзаке у меня имелось два пристреленных фазана. Тропинка, на которой мы встретились вновь, была местом опасным для схватки. Придерживаясь за ветки деревца, чтобы не свалиться в обрыв, я освободил им путь, отступил на шаг в сторону, также как бывало и раньше при встречах. Но вожак резким прыжком загородил мне путь. Опустив рюкзак на землю, я загнал патрон в ствол ружья. Вожак принял стойку к прыжку, давая мне понять, что не впервой в вооруженной схватке. Затем немного расслабился, словно говорил, что есть шанс разойтись мирно. И сделал жест головой в сторону своего конвоя. От внезапного броска двух волков к моему рюкзаку, я быстро присел, натягивая к себе ветку, и глазом не успел моргнуть, как от рюкзака остались лишь клочья. Они ушли, взяв одного фазана. Вслед за стаей уходил и вожак. Я, долго сидел словно окаменев, и думал о произошедшем.…
Но вновь и вновь ходил на вершину горы Телип-корта на охоту, как однажды возле старого дуба наши пути вновь сошлись. Но теперь в рюкзаке у меня был только один фазан. Я сразу бросил рюкзак в глубь стаи и немного отошел, но вожак сам приблизился к нему, обнюхал и ушел ни с чем. С десяток лет в нашем селе не было случая, чтобы волки нападали на скотину. Люди уже отвыкли от угроз лесных хищников, но как-то, раз ночью раздались выстрелы, слышны были крики «трех-четырех овец задушили, двух увели», «я был во дворе, видел двух волков, убегающих с добычей в глубь леса, не поверите, на спине были овцы, я впервые видел такое».
«По закону волков, - говорил Уцми, - близлежащим селам они не наносят вреда,… это не мои друзья, а залетные. Они бы не стали нарушать покой своей окрестности». Уйдут ли они незамеченные хозяевами Телип-корта - думал Уцми про свою знакомую стаю. Если вожак на склоне гор и смотрит бодрствующим взглядом на свой регион, тогда неизбежна смертельная схватка стаи с незваными гостями. - Не успел я осмыслить ситуацию, как сквозь доносящее тихое пение птиц услышал рев волков. Будто бы дрожала земля под ногами. Верите или нет, мне казалось, что слышу удары лап и вижу блеск сверкающих клыков. И все это длилось минут двадцать. На рассвете, после намаза, я направился к уже собравшейся толпе людей, которые рассматривали трех убитых волков, на склоне горы, где состоялся смертный бой двух волчьих стай. Внизу у обрыва нашли четвертого искусанного, раненного волка. По обычаю своих законов, волки не оставляют в живых раненых волков, даже из своей стаи.
Зная их повадки, - говорил Уцми, - я смотрел по сторонам, не укрывается ли где-то исполнитель. И не ошибся. Часто выглядывая из леса, нервно метался мой старый знакомый - вожак стаи. И встретив мой взгляд, казалось, он только и ждал того, он скрылся в лесу довольный своим поступком.
Люди кинулись к обрыву, кто с вилами, кто с палками добивать израненного волка. Я понял, что толпу невозможно было остановить просьбами, и сделал два выстрела в воздух, заявив: - «Кто сделает еще хоть шаг к волку, клянусь, третий выстрел будет его», - сам направился к обрыву. Беспомощно стараясь пошевелить головой, лежал израненный волк, истекая кровью. Его состояние мне было понятно, но без посторонней помощи, я не смог бы донести его домой. Двое молодых людей догадавшись по моему взгляду, спустились ко мне: «Мы готовы помочь тебе Уцми, по всей вероятности волк защищал наши интересы, если его еще можно спасти». - «Я знаю хорошего ветврача. Ему теперь поможет только покой, нужно унести его в мою хижину», - говорил взволнованный Уцми. Некоторые односельчане были недовольны тем, что он спасал жизнь волку.…
С каждым днем крепла дружба между Уцми и спасенным волком. В селе было много разговоров: одни твердили, что селение Центарой спокойно жило многие годы, так как его охраняли волки с Телип-корта. А другие говорили, что якобы Уцми носил в волчье логово Телип-корта мертвые туши овец, коров и потому волки охраняли село. Но как бы то ни было, в селе действительно царило спокойствие.
Уцми дал имя волку - Турпал. Когда он произносил это имя, волк вскакивал на ноги, и настороженно смотрел на своего спасителя, а что дальше? Уцми подносил ему большие куски мяса и воду. И дружно, не мешая, друг другу, они трапезничали.
Но вскоре настал день расставания. Уцми вместе с Турпалом направился к Телип-корту. По приближении к висячему камню, он увидел стоящих в ряд волков, и впереди в стойке - вожака, с высоко поднятой головой, словно ожидалась схватка, что ему подумалось «неужели я вскормил и выходил чужого», но, обернувшись к Турпалу, увидел радость встречи в его сверкающих глазах. И решив, что теперь можно и уйти, я направился чуть выше к роднику, понимая, что мое отсутствие не составляет никакой угрозы для Турпала. Со стороны я видел, что стая радостно встретила Турпала, и повернувшись ушел домой. Но этим не закончились трагедии моих друзей.
В субботний день эхом отдавались выстрелы со стороны Телип-корта. Не прошло двух часов, как по селу разнесся слух, что сыновья Саида убили волчицу, и принесли двух волчат. Собравшаяся во дворе Саида толпа, дразнила еще маленьких волчат. Уцми подошел недовольный поступком братьев, ругая их за это. Он ведь всегда предупреждал - волки не прощают. Положив волчат в мешок, отнес их к логову. Хотя я знал, - говорил Уцми, - что волки не примут волчат, но надеялся, что увидя меня, оставят их в живых. Но закон беспощаден,… спустя неделю охваченный тревогой о судьбе волчат, он вновь пошел к их логову. Его беспокойство оказалось небезосновательным. Умерщвленные волчата лежали у родника. Прошло более месяца. Но волки так и не появились в своем логове, в таких случаях волки навсегда покидают свои жилища.
Как-то поздним вечером Уцми возвращался с охоты, когда навстречу ему вышел Турпал, которого он давно уже не видел. Тот словно звал его за собой, будто хотел что-то ему показать. «Пришел, - обрадовано сказал Уцми, - но вот с чем?!» Волк не на шутку, еле слышно зарычал на него. Уходя, он вновь и вновь останавливался, зовя его за собой,… словно на помощь.…
- Когда волк направился к сенокосному участку Саида, меня охватили страх и смятение.… Недалеко друг от друга лежали убитые сыновья Саида. Сам он был сильно ранен. С полметра от него лежал убитый им же старый вожак стаи. Я посмотрел вслед удаляющемуся в глубь леса Турпалу, и сказал чуть слышно: «Что же ты наделал?» мои опасения оправдались…
В доме Саида люди собрались на похороны, и он рассказал: - «Мои сыновья совершили преступление и поплатились смертью. Когда волки напали на сыновей, я хотел помочь, но вожак не подпускал меня, сбивая с ног. Меня они не трогали, до той поры пока я вожака не зарубил, который успел дважды укусить меня перед смертью. Но тут за меня вступился Турпал, он сбил меня с ног, этим предотвращая мою смерть. И не подпустил ко мне других волков. Они уходили врозь. Турпал ушел один.
В полнолунную ночь в его доме проходило священное пение - зикр, а со стороны Телип-корта до рассвета доносился волчий вой, похожий на пение зикр. Будто бы вместе с нами они разделяли нашу боль.… Так и наша жизнь неразрывно связана с гармонией природы. Мы чеченцы, подобно волкам, не прощаем смерть невинно убитых сестер и братьев. И мы вот не прощаем предательства.
Гордый чеченский непокорный народ, которого хотят сломить, поставить на колени, лишить своего логова, всех своих законов. Который год его терзают и мучают, хотят просто стереть с лица земли. И как же вы думаете?! Волчья стая не встанет на дыбы?! Думаете, они не покажут своих клыков незваным, непрошеным гостям, пришедшим не с добром. Каждый вожак, не задумываясь, встанет на защиту своей стаи, будет бороться до последнего, потому что, как говорил мой дед Уцми, сила вожака - родная стая, сила чеченцев единство, честность, вера и его священная родная земля. Земля, которая вся пропитана пролитой кровью своих лучших сынов, и горькими слезами матерей и старцев. Еще в 40-е годы, когда чеченский народ ни за что выслали в Казахстан, наши предки, старцы, которые отжили свое, со слезами на глазах и острой болью в сердце, думали лишь об одном, о своей священной земле. Боялись вновь не увидеть ее, боялись быть захороненными на чужбине…
Узнав о выселении, мой дед, Уцми, взял немного земли, завернув в носовой платок, и увез с собой на чужбину. Там он хранил ее многие годы, как самое священное и дорогое, пока не настал последний час его жизни. А незадолго до смерти, он попросил своего сына, моего отца, принести его сверток с родной землей, который долгие годы хранился в его чемодане. Развязав трясущимися руками, узелочек платка, плача как маленький ребенок, жадно взяв ее в руки, он начал целовать ее и говорить: «Жаль, что мои останки предадут не тебе, но пусть эта горсть первая ляжет на мой саван». Потом, оглядев присутствующих, он медленно повел свой рассказ:
- «Мы жили и не подозревали, что нам готовится ссылка. Но в одно прекрасное утро, пробил наш час. Село оцепили военные - они были всюду: в каждом дворе, на улицах и даже в лесу. Нам был отдан приказ, быстро сбираться в дорогу. С собой брать только самое необходимое, ровно столько, сколько сможете нести на руках. Наша пешая колонна, под сопровождением конвоя НКВД, двинулись из села по дороге в районный центр. Дорога шла через лес, минуя другие села. И вот, когда мы дошли до села Ахкинчу-Борзой, идущие впереди остановились без команды конвоя. Раздался голос командира: - «Кто дал команду остановить колонну. Эй, там, впереди, почему колонна остановилась?!»
Конвой, шедший впереди, ответил:
- Волк преградил нам путь!
- Так застрелите его!
Турпал искал взглядом своего старого знакомого, Уцми. Взгляды наши встретились. Глазами он спрашивал меня: - Почему ваша стая уходит? Куда вы? Что случилось? Не стало ли причиной вашего ухода последняя наша схватка. Я же, зная, что произойдет в следующую минуту, кинулся к волку. Но не успел я сделать и десяти шагов, как автоматная очередь сразила Турпала.
- Как глупо! - прошептал я, и, обняв тушу мертвого друга, заплакал. - В чем ты то виноват?
Все вокруг удивились, особенно конвой, но последовала команда «Вперед» и колонна двинулась. Я все еще плакал над другом, а чеченцы, знавшие про нашу дружбу, поддерживали меня, похлопывая по плечу, выражали соболезнование, проходя мимо. Когда все прошли, командир, отдавший приказ «Расстрелять волка», подошел ко мне и произнес:
- «Прости дед, я ведь не знал. Этот волк сопровождал нас еще от самого села Центарой, я просто не понял….» И с этими словами он дал приказ солдатам, помочь старику похоронить его друга. И я похоронил Турпала под деревом груши.
- «Вот оттуда я и взял эту горсть земли» - закончил он свой рассказ.
С этими последними воспоминаниями, рыдая по своей земле, он ушел к Аллаху.…
Вот что значит священная земля отцов, вот что значит родное логово, стая, честь. Так, подобно моему деду ушли многие из наших предков, не припав к знакомому до боли порогу, не переступив больше своего логово, не вдохнув в свою грудь чистого горного воздуха, где один запах диких растений говорил о родном и близком, о своем. Это священная земля, ради которой мы сегодня проливаем кровь. И это не первые ручьи крови, и не сегодня это началось. А длится это с далеких прошедших времен, со времен Шейха Мансура и Шамиля. Если бы наша земля могла говорить!!! Земля, которая нас породила и заберет в свои покои. Сколь кровавых историй она бы поведала нам! О скольких уничтоженных, незваными врагами, судьбах чеченских семей, рассказала бы она?! Рассказала бы так и столько, что нашим ушам было бы невыносимо больно слушать эту жестокую правду. Мы бы от боли кричали: «Хватит! Довольно!…». Но это вся наша история. История, которая напоминает о себе воспоминаниями. Она у нас в сердцах, в крови. И передается из поколения в поколения. Историю деда мне рассказал мой отец, а я передам ее своему сыну….
Сегодня мы боремся, проливаем кровь за простое право. За право жить на земле своих отцов. Каждый кусок земли, каждый камень, деревья, стоящие столетиями, мы защищаем, отдавая самое дорогое, дарованное Аллахом - жизнь. Потому, что это наше логово. Нет логова - не будет стаи. Пусть эти высокие, мощные горы, на которых есть места, где не ступала нога человека, до того сильны, и есть у них свои тайны. Пусть взмахнут, с помощью Всевышнего, своим огромным каменным крылом и очистят нашу землю от варваров, напавших на нашу Священную землю, оскверняя ее и уничтожая все живое. Сегодня вожак волчьей стаи встал на дыбы, и не успокоится, пока враги не уйдут с их родной, Священной земли.
