Французский император Наполеон Бонапарт на дух не переносил писательницу Жермену де Сталь. Несмотря на неограниченную власть, император ничего не мог с ней поделать – воевать с женщиной было, во-первых, не в его правилах, а во-вторых, просто не по-мужски. За что ж он ее так ненавидел? Историки дают самые разные объяснения, но никто почему-то не вспоминает про один курьезный случай, послуживший началом этой вражды.

Однажды, когда Наполеон был еще только бригадным генералом, некая влиятельная светская дама прислала ему приглашение «украсить своим присутствием» один из вечеров ее салона. Как было сказано в приглашении, на этом вечере будут присутствовать «только самые красивые женщины Франции». В назначенный вечер Наполеон оказался в кругу десятка действительно очаровательных созданий и одной крайне некрасивой, мужеподобной дамы. Мадам де Сталь – так звали даму. Наполеона попросили рассказать о своих подвигах и он, не скупясь на краски, принялся за дело.
Через некоторое время, когда его рассказ достиг своего эмоционального апогея и все слушательницы, раскрыв рты, ждали эффектного финала, случилось непредвиденное. «…И тогда я крикнул своим солдатам: «Пли!»…» – патетически воскликнул Наполеон и… в этот момент мужеподобная дама, до этого момента не проявлявшая особого интереса к рассказчику, издала громкий и протяжный неприличный звук. Все замерли, а мадам де Сталь совершенно спокойно сказала:
– Ах, генерал! Вы так натурально изобразили нам это сражение, что я решила присоединиться к вашим солдатам.
Разумеется, все дамы покатились со смеху. Все усилия Наполеона выглядеть героем в глазах парижских красавиц в одно мгновение были вдребезги разбиты одним «выстрелом» мадам де Сталь.
Ну и как, скажите, после этого не стать врагом такой циничной особы?


О том, что пускать газы или, говоря проще, пукать неприлично, знают все. В особенности, если кругом толпа людей, и эти люди – не наши друзья или родственники. Последние скорее посмеются и пожурят, нежели возмутятся и осудят. А отсмеявшись, еще и утешат, сказав: «что естественно, то небезобразно» или – «валяй еще!».
С давних времен «пускание ветров» в обществе считалось признаком некультурного, низкого человека. А уж подобное поведение при особах высочайшего ранга так и вовсе почиталось за преступление. Во времена римского императора Нерона «не слышимая порча воздуха» в присутствии цезаря означала лишение некоторых привилегий. За «слышимую» – могли отправить в ссылку или разжаловать в солдаты. (Кстати, звуковое оформление пука считалось «отягощающим обстоятельством» не только у римских императоров. Екатерина Вторая приказывала своим фавориткам учиться пускать «шептунов», а не «голубков». То есть, пукать беззвучно.)
В Японии и государствах среднего Востока к публичному пуканью относились более чем терпимо. Известно, к примеру, что Тамерлан, один из жесточайших правителей Востока, всю жизнь страдал от метеоризма. И потому, наверное, был весьма снисходителен к тем, с кем случалось такое же «несчастье». А также крайне резок с теми, кто выражал по поводу этого хоть малейшее недовольство.
Рассказывают, однажды к нему в шатер привели двух богатых торговцев. Один из них, едва зайдя, тотчас же зажал себе нос пальцами – столь сильно прошибла его жгучая вонь, стоявшая в «императорских покоях» (страдая метеоризмом, Тамерлан еще и питал страсть к жарко натопленным помещениям). «Тебе кажется, здесь дурно пахнет?» – спросил у него Тамерлан. «Честно говоря, о, великий, да!» – отвечает тот. Тамерлан делает знак рукой, и стража хватает торговца. Через минуту ему отрубают голову. «Ну а тебе, – обращается Тамерлан ко второму торговцу, – тоже кажется, что у меня плохо пахнет?»
Ответить «да», значит повторить судьбу первого торговца. Ответить «нет», значит соврать, и за этим, очень может быть, последует тот же финал. Что же делать? На счастье, второй торговец находит верные слова: «Боюсь, о великий, я не смогу вам сказать ни «да», ни «нет», – «грустно» вздыхая, отвечает он. – Вот уже три дня, как я простудился и на меня напал жутчайший насморк. Так что мой нос сейчас ровным счетом ничего не слышит».
Такой ответ рассмешил грозного завоевателя и спас жизнь находчивому торговцу.


Перенесемся из средневековой Азии в Европу. Согласно писаным законам тех времен, благородные рыцари должны были воздерживаться от «хлопков и взрывов орудий в задней части». Женщинам советовали не изгибаться и не отклоняться в сторону за столом, чтобы никто не подумал, что они портят воздух. Монашкам же строго-настрого запрещалось пукать не только из соображений этикета, но еще и потому, что отцы ранней христианской церкви считали, будто «пускание газов» щекочет половые органы и, чем больше пукает человек, тем более он сексуально озабочен.
Известно: чем беднее страна, тем проще нравы. Так, богатые европейцы, путешествующие по русским городам в петровские времена, обнаруживали для себя немало «ужасающих» фактов. Например, многих неприятно поражал обычай местных жителей громко срыгивать. Но еще более возмущала путешественников привычка портить воздух во время еды. В настоящий ступор повергается некий английский путешественник, ставший свидетелем пуковой «перестрелки» – прямо за обеденным столом! – между мужем, женой(!) и их двумя сыновьями за право отведать «деликатес» – моченое яблоко.
Иностранные послы не меньше удивлялись и нравам, бытующим в царских палатах. Так Петр, во время празднования очередной победы его армии, устроил в царском саду соревнование: кто лучше всех «отсалютует русской виктории» – то есть, громче всех пукнет. Нимало не смущаясь, в соревновании принял участие и сам царь. За ним вынуждены были повторить сей «подвиг» и все его придворные, а также приглашенные послы. После этого кое-кому пришлось срочно покинуть благородное общество, чтобы… поменять штаны. А пальма первенства – десять целковых – досталась, как пишет один из участников соревнования, «какому-то мастеровому, случайно проходившему мимо и остановившемуся полюбопытствовать, что за новое дело затеял его государь».


Но не одни русские свободны в избавлении животов и желудков от лишнего воздуха. Европейцы и сами с усами. Именно из Европы, а точнее, из Франции, пошла мода на музыкальное пуканье. Об этом забавном увлечении упоминает в одной из своих книг Сальвадор Дали.
Известная часть тела одного его школьного приятеля в один прекрасный день обнаружила явный музыкальный слух. Приятель этот, пишет Дали, «дабы сделать свое искусство еще более изысканным и элегантным, приспособил корзинку для отцеживания сыра и, постелив в нее листок бумаги, усаживался туда голой задницей и начинал крутить ею, издавая при этом звуки вполне органического свойства, отдаленно напоминающие о звуках флейты. Должен сознаться, музыка выходила не слишком-то гармоничной, да и модуляции были весьма неумелыми…».
Зато у некоего месье Пужо, современника Дали, музыка была превосходной. Во всяком случае, он собирал полный зал в парижском «Мулен Руже», виртуозно исполняя на своем «инструменте» «Марсельезу» и «Марш Радецкого».
Если «музыкальные дивертисменты» пользовались популярностью, в основном, в артистической среде, то среди крестьян и рабочих в моде были конкурсы-«стрельбы». Условия их были просты: у кого получалось пукнуть громче и интересней, тот и получал приз. Учитывалось все: у кого звук получался дольше, громче, выше и пронзительней. А если все эти показатели оказывались похожими, то в зачет шел запах. На победу мог рассчитывать лишь наиболее ядовитый «пшик». К сожалению, как отмечают некоторые историки, олимпийским этот народный вид спорта так и не стал.


Наши «выхлопные газы», как выясняется, весьма горючи. Американский гастроэнтеролог Майкл Льюитт зафиксировал несколько случаев воспламенения кишечных газов. При этом пламя достигало 25 и более сантиметров. Так что никаких шуток: пук!.. чирк!.. жжах!!! Взрывается и горит синим пламенем. За что и носит на языке гастроэнтерологов нежное название «голубой ангел».
Мало кто знает, что белорусские партизаны во время Второй мировой войны использовали «голубого ангела» в качестве… оружия массового поражения. Выведав, что немецких солдат накануне вечером кормили капустой или горохом, для серьезной боевой операции достаточно было одного меткого партизана. Задача ставилась такая: ночью, еще до рассвета, подобраться к казарме и бросить в форточку одну гранату. Этого было достаточно, чтобы уничтожить целую роту солдат. И не удивительно: поражающее воздействие одной гранаты в хорошо «напуканном» помещении увеличивалось в десятки раз.


Кому из нас не доводилось переживать муки, вызванные предательским стремлением кишечных газов вырваться наружу в обстановке, совершенно для этого не подходящей? И, можно предположить, борьба эта далеко не всегда заканчивалась в нашу пользу. Как правило, после публичных «стрельб» шутки раздаются не со стороны «артиллеристов», а со стороны слушателей. Но иногда среди «стрелков» находятся и такие молодцы, кто умудряется не только сохранить лицо, но и сорвать аплодисменты.
Есть такая поговорка: «пук» – это заблудившийся «ик». Однажды с французским философом Сент-Эвремоном случилась неприятная история. Во время беседы с юной красавицей, в которую он был влюблен, и которая, в свою очередь, за что-то на него сердилась, он вдруг неудачно согнулся и… с характерным треском пустил «голубка». Однако тотчас же нашелся и сказал своей слегка растерянной даме:
Видя немилость твою,
В сердце скопилась грусть,
Вздохи стиснули грудь.
Так странно ль, что вздох один,
Не смея сорваться с уст,
Другой нашел себе путь?
Французский философ спас положение благодаря своему остроумию. Но куда в более сложный переплет попал однажды русский оперный артист Федор Иванович Шаляпин.

Однажды в Италии, во время спектакля «Борис Годунов», Шаляпин, исполнявший роль Годунова, садясь в кресло, неожиданно промахнулся и шлепнулся мягким местом на пол. При этом зрители первых рядов услышали подозрительный треск…
На другой день итальянские репортеры обступили Шаляпина: «Маэстро, что это было – маленькая артистическая шалость или это у вас, простите, штаны порвались?» – «Придете завтра на спектакль – узнаете», – таинственно отвечает русский артист. Этот ответ перепечатывают все газеты. И вот очередной спектакль. Все зрители ждут не дождутся скандальной сцены. И когда наступает ее черед, великий артист – уже явно намеренно! – снова промахивается мимо кресла, шлепается на пол и… отчетливо и громко портит воздух. Первые несколько секунд весь зал замирает на вдохе, а затем… А затем делает один шумный выдох: «Бра-а-во!!!» И – раздается шквал аплодисментов.
Любопытно, что и на следующем представлении Шаляпин повторил свой «подвиг», сорвав еще больше аплодисментов и криков «браво». На этом шаляпинские «подвиги» закончились.
«У нас в России говорят так: «что больше трех, то чересчур», – объяснил он журналистам. – Все хорошо в меру».
Несмотря на это, на протяжении еще целого месяца во время сцены, когда артист «попадал» в кресло и спектакль продолжался без непредусмотренных импровизаций, в зале разносился легкий гул разочарованной публики.