Полина Святогорская
1925 года рождения, Советский Союз

Когда началась война, мне хотелось помочь в борьбе с фашистами, но меня не хотели брать, потому что мне было только шестнадцать. Железнодорожные войска стояли в Казани, я пришла туда и сказала: «Возьмите меня, я медсестра». Но им тоже показалось, что я слишком молода. Я продолжала упрашивать, пока не взяли. Немцы минировали железные дороги, так что работы было много. Я ассистировала хирургу. Первой же моей операцией была ампутация ноги. Доктор вручил мне ее, я хотела вернуть и сказала: «Приделайте ее на место». Он сказал, что я должна ее похоронить. Я вышла с ногой на улицу и стала плакать. Солдаты, увидевшие меня, взяли ногу и закопали.



Фредерик Леннарт Бентли
1924 года рождения, Великобритания

Меня ослепило немецкой гранатой, и товарищи меня бросили. Так бывало, раненым не помогали, ты должен был помочь себе сам. И я сам добрался до своих. Если бы немцы меня нашли, конечно, убили бы. Калекам не предлагали кров, их закапывали. Я и сам бы так поступил. Не воевавшие люди не могут этого понять. Ты живешь рядом со смертью двадцать четыре часа в сутки. Так или иначе, война для меня кончилась. Я устроился на Лейландскую фабрику инженером и проработал там 33 года. Станки исследовал на ощупь. Женился, родил четырех детей. После войны у меня была прекрасная жизнь.



Бак Доусон
1920 года рождения, США

После войны все как-то сразу расслабились. Мы встретились с русскими на Эльбе. Они уже напились водки до нашего прихода. Эти русские были крутые ребята, но не так уж они от нас и отличались. Во время празднований русские палили из своего оружия, совсем как на Диком Западе. Нам тоже хотелось показать, чего мы стоим. Один парень собирался показать русским, как надо прыгать с парашютом. Прыгнул с третьего этажа штаба и сломал себе щиколотку. А русский грузовик, скатившись с холма, перевернулся, кто-то серьезно поранился, но русских это не очень-то волновало. Жизнь для них ничего не стоила, а может, они просто слишком много выпили.



Кшиштоф Грыф-Ловчовский
1923 года рождения, Польша

Немцы были хуже всех. Они убивали нас, как домашний скот. Нас, наших детей и жен. Лично я убил семнадцать немцев. Первый пытался сам задушить меня. Но я ткнул его пальцами в глаза и заехал коленом по яйцам. Когда он выпустил меня, я его пристрелил. Мои товарищи шутили, что немец выглядит лучше, чем я — со следами от его пальцев на шее. У него была медаль, которая висит теперь в моем туалете. Там есть еще одна, но эту я снял с уже убитого немца. Местные дети, когда узнают про эти медали, приходят на экскурсии в мой туалет.



Прасковья Абалихина
1922 года рождения, Советский Союз

Люди в блокаду умирали от голода. Однажды я увидела, как женщина на улице стала покачиваться, села и умерла. Я была армейской телеграфисткой и получала 300 граммов хлеба, а не 125, как гражданские. Каждый день я откладывала немного еды и в конце недели относила cвоей семье, в центр города. Мне приходилось идти пешком 15 километров — трамваи-то больше не ходили. Но моя невестка все равно умерла от голода. Ее муж, мой брат Николай, к тому времени уже был убит. Моя мать забрала к себе их детей. Когда я приходила, они лежали на кроватях — кости, обтянутые кожей. Я была дважды ранена, протез вместо ноги. После войны я так и не вышла замуж. Мне пришлось заботиться о племянниках и о хромой матери, я была никому не нужна.



Эдвард Гамильтон
1917 года рождения, США

По мне — трусость хуже смерти. Я трижды ранен. В последний раз — шрапнелью в лицо. В моем батальоне бывали солдаты, которые специально калечились, чтобы поехать домой. Один отстрелил себе палец на ноге. Но я следил, чтобы самострельщиков судили и приговаривали к тяжелому труду. Один офицер как-то расхотел служить. Сказал, что сам-то он храбрый, но ему трудно мириться со смертью подчиненных. Я разжаловал его в рядовые и послал на передовую, чтобы он мог проявлять свою храбрость, не заботясь об ответственности за других.



Сергей Розанов
1925 года рождения, Советский Союз

Я был очень доволен новыми ботинками. Всю войну, до Венгрии, я проходил в старых, и они совершенно износились. Товарищи купили мне новые на кожевенной фабрике возле озера Балатон. Когда я примеривал их, на дом, где мы сидели, упала бомба. Трое были убиты, а кусок шрапнели пробил мой новый ботинок. Я страшно расстроился. Из-за раны в ноге меня отправили в госпиталь. Выдали больничную одежду, и я больше не видал своих ботинок. Прекрасно помню, как они выглядели: красивые, блестящие, из черной кожи. Настоящее произведение искусства.



Фред Блейклок
1919 года рождения, Великобритания

До сих пор не люблю своих сверстников-немцев. Я считаю, что они лично ответственны за войну. Большая часть из них поддерживала Гитлера, пока все шло хорошо. Только когда мы пришли, и появился шанс, что война будет проиграна, они переменили свое мнение. Вольтер сказал, что нужно бороться за свою свободу. Мы делали это, значит и немцы могли, если бы были против Гитлера. Я несколько раз говорил с немецкими ветеранами. Их просто послали воевать, но мне до сих пор не хочется иметь с ними дела. Из-за них я потерял многих друзей и шесть лет жизни. Я не могу им этого простить.



Лейн Йонкер
1916 года рождения, Нидерланды

25 октября 1943 года мы вылетели во Францию, бомбить аэропорт. Немцы палили по нам с земли. Самолет подбили, я был тяжело ранен. Правая рука висела на клочке кожи. Стеклянная орудийная башня, в которой я сидел, была разрушена, но я не мог оттуда выбраться. Так мы и полетели обратно в Англию. На девять месяцев меня положили в больницу. Друзьям не позволяли меня навещать: командиры боялись, что, увидев меня, они не захотят больше летать. К счастью, руку пришили на место. В больнице я получил письмо от королевы Вильгельмины и крест «За летные боевые заслуги». Я был несколько разочарован, потому что такие награды обычно вручали лично принц Бернард или королева. Зато король Георг с женой меня навестили. Король отметил мою храбрость, а королева потом прислала мне множество открыток.



Герхард Хиллер
1921 года рождения, Германия

Весной 1944-го я был в бункере на нормандском побережье. В свое дежурство мы стояли на часах, а в остальное время ходили на пляж через минное поле, купались и загорали. 6 июня я стоял на часах, когда внезапно началась высадка. Столько кораблей, что нельзя было сосчитать. Мы были изумлены, ведь мы ждали, что союзники высадятся в Кале, а не в Нормандии. Некоторые начали молиться, некоторые обмочились от страха. Меня взяли в плен и отправили в Техас. В Америке собирал хлопок с неграми. После войны нас отправили в Англию, на «восстановительные работы», как они говорили. Это продолжалось до 1948 года, в нарушение международных законов, по которым все пленные должны быть отпущены по окончании военных действий. Я ушел из дома в 19 лет, а вернулся в 27. Потерял лучшие годы своей жизни.



Йоханнес Нойберт
1915 года рождения, Германия

Когда мы отступали от Москвы, мы повстречали пять или шесть раненых немцев. В минус сорок они лежали на обочине и ждали, что их кто-нибудь подберет, но никто не помог им. Техники не было, а на руках мы бы их не вынесли. Наверное, они замерзли насмерть. Я командовал батальоном, но после поражения под Москвой уже не верил в победу. Думал, нам следует сдаться, но не смел говорить этого вслух. Никто не смел. Единственная акция протеста, которую я видел, — ужин в офицерской столовой, и никто не поднял тоста за здоровье нашего фюрера и главнокомандующего. Нынешние поколения не понимают, что оппозиция нацистам была невозможна. Ты просто исчезал.



Зинаида Мамленова
1924 года рождения, Советский Союз

Я служила в железнодорожных войсках. 9 мая 1945-го я была в Чехословакии, в маленьком городке, километрах в трех от линии фронта, занималась бумажной работой в штабе. Я спала, когда внезапно послышался пулеметный огонь. Я решила, что это снова немцы. С лестницы раздался стук шагов. Я подумала, что здание захватили, и очень испугалась. Чуть не выпрыгнула из окна. Но тут распахнулась дверь, и показались мои товарищи. Они обнимали и целовали меня, поздравляли с победой. Война кончилась.